Брайен фрил праздник урожая

Брайен фрил праздник урожая

Dancing at Lughnasa by Brian Friel (1990)

перевод с английского Валентина Хитрово-Шмырова

Действующие лица:

Майкл, молодой человек, рассказчик.

Кейт, сорока лет, школьная учительница

Мегги, тридцати восьми лет, домохозяйка.

Агнес, тридцати пяти лет, вязальщица

Роуз, тридцати двух лет, вязальщица.

Крис, двадцати шести лет, мать Майкла.

Джерри, тридцати трех лет, отец Майкла.

Джек, пятидесяти трех лет, священник-миссионер.

Майкл, от лица которого ведется повествование, произносит слова и Майкла — мальчика семи лет.

Когда действие начинается, МАЙКЛ стоит на авансцене слева, ярко освещенный светом прожекторов. Остальная часть сцены не освещена. Когда МАЙКЛ начинает свой монолог, сцена постепенно освещается.

По периметру всей сцены неподвижно стоят персонажи пьесы. МЕГГИ у кухонного окна (справа.) КРИС у входной двери. КЕЙТ на самом краю сцены справа. РОУЗ и ДЖЕРРИ сидят на скамейке в саду. ДЖЕК стоит позади РОУЗ. АГНЕС стоит в задней части сцены слева. Пока МАЙКЛ ведет рассказ, все остаются на своих местах.

Майкл. Когда я бросаю внутренний взор на лето далекого тридцать шестого года, моя память воскрешает несколько семейных событий. Тем летом мы купили наш первый радиоприемник, вернее нечто похожее на радиоприемник, и он полностью завладел нашим вниманием. А поскольку мы его приобрели в конце июля, тетушка Мегги, большая шутница, предложила назвать его. Она хотела назвать его «Ло», в честь кельтского Бога урожая. Ведь в давние времена первое августа было праздничным днем и называлось Лонаса, в честь языческого Бога Ло. И все дни и недели сбора урожая, собираемого в августе назывались праздником Лонасы. Но тетушка Кейт, известная на всю округу как учительница и женщина твердых убеждений, посчитала давать радиоприемнику имя делом для христианина грешным. Так что мы его назвали просто «Маркони», название красовавшееся на самом приемнике. А за три недели до появления радиоприемника первый раз за последние много лет из Африки приехал мамин брат, дядюшка Джек. В течение двадцати пяти лет он проработал в лепрозории в отдаленной деревушке под названием Райанга, в Уганде. Только раз он покинул эту деревню, когда началась Первая мировая война и он отправился на восток Африки, чтобы служить в британской армии капелланом. Через полгода он вернулся в свою унылую богадельню и проработал там без перерыва еще восемнадцать лет. И вот сейчас в свои пятьдесят с небольшим лет, с подорванным здоровьем он вернулся домой в Баллибег и так уж вышло, чтобы вскоре умереть.

И когда я бросаю свой мысленный взор на лето тридцать шестого эти два события, наш первый радиоприемник и возвращение дядюшки Джека, оказываются прочно связанными. Так что в тот момент, когда я вспоминаю лицо дядюшки и пережитый от увиденного шок, оно было иссохшим и желтым от малярии, я тут же вспоминаю свое восхищение, нет, священный трепет от радио, этого обладающего колдовскими чарами ящика. Я вспоминаю кухню и грохочущую ритмичную музыку ирландского танца, передача велась из Атлона, мою мать и ее сестер, которые, дружно взявшись за руки, начинали вдруг выделывать замысловатые па, при этом смеясь и пронзительно крича, как ошалелые школьницы. Тут же вспоминаю внушающую жалость фигуру Отца Джека, бродящего шаркающей походкой из комнаты в комнату как бы в поисках какой-то забытой вещи. И хотя мне было в то время всего семь лет, меня не покидало чувство тревоги, осознания того, что все быстро меняется, даже слишком быстро, может быть, отчасти поэтому что в реальной жизни дядюшка Джек оказался так далек от его идеального образа, который рисовало мое воображение. Отчасти оттого, что под действием колдовских чар «Маркони» эти милые, уравновешенные женщины словно сходили с ума и становились совсем чужими. А может быть, отчасти и потому что в дни праздника нас дважды навещал мой отец, Джерри Эванс, и у меня был шанс первый раз в жизни лицезреть его.

На сцене включается свет. Кухня и садик освещены ярким летним солнцем. Тепло.

МАЙКЛ, КЕЙТ, ДЖЕРРИ и ОТЕЦ ДЖЕК уходят со сцены. Остальные заняты каждый своим делом. МЕГГИ готовит корм для кур. АГНЕС вяжет перчатки. РОУЗ приносит корзину с торфом и вываливает его в коробку стоящую за плитой. КРИС гладит на кухонном столе. ВСЕ молча работают. Затем КРИС, закончив свою работу, подходит к малюсенькому прикрепленному к стене зеркальцу и тщательно рассматривает свое лицо.

Источник статьи: http://www.rulit.me/books/prazdnik-urozhaya-tancy-na-prazdnik-urozhaya-read-418473-1.html

Мастерская без мастера

Премьера в «Мастерской Петра Фоменко»

Московский театр «Мастерская Петра Фоменко» показал премьеру спектакля «Танцы на праздник урожая». Пьесу ирландского драматурга Брайана Фрила поставил художественный руководитель Национального театра Эстонии Прийт Педаяс.

В Москве современный ирландский классик Брайан Фрил (Brian Friel) поставлен впервые. Но честь его открытия России принадлежит питерцам: год назад Театр Льва Додина сыграл пьесу «Молли Суини». На первый взгляд его пьесы выглядят бытовыми драмами, но в них всегда наступает такой момент, когда житейская история выбирается на некий символический философский уровень. Действие «Танцев на праздник урожая», как и большинства сочинений Фрила, разворачивается в ирландской провинции. В пьесе, поставленной эстонским режиссером Прийтом Педаясом (Priit Pedajas), ключевым символом оказывается танец. Уже в самом конце спектакля, после трех часов почти непрерывных диалогов, лирический герой автора Майкл вдруг признается, что «слова не главное». Главное — ощущение времени, разрушающего и уносящего в никуда жизнь каждого человека и любой семьи.

В пьесе можно разглядеть немало драматургических реминисценций. Вспоминается и «Стеклянный зверинец» Уильямса, и чеховские «Три сестры» (которые Фрил, кстати, адаптировал для ирландской сцены), и даже «Дом Бернарды Альбы» Гарсиа Лорки. У Фрила герой (Кирилл Пирогов) вспоминает о событиях своего детства, о матери, четырех ее сестрах, об отце и о дяде, католическом миссионере, проработавшем много лет в африканском лепрозории, но отправленном на родину за крамольное увлечение язычеством. Мальчик-рассказчик был единственным ребенком на всю семью, а замужних среди пяти сестер не было ни одной. Заданная драматургом рамка воспоминаний позволяет еще до того, как закончится пьеса, узнать будущее героев, обстоятельства их дальнейшей жизни и смерти. Но на сцене выстраивается именно жизнь.

Все женские характеры выписаны Фрилом подробно, с изрядным драматургическим мастерством. Им несладко, они по-женски несчастливы и, сидя в своей деревне, то тайно, то открыто мечтают о несбыточном счастье, читай — о танцах. Но жизнь их устоялась и по-христиански гармонична, они держатся друг за друга и за свой дом. Большую часть пьесы занимает детальное воспроизведение этой трудной и хрупкой идиллии накануне поджидающих семью смертей и потрясений.

Как тут не вспомнить, что одна из недавних премьер «Мастерской» называлась «Семейное счастие» и роль Ксении Кутеповой (у Педаяса сыгравшей одну из сестер) была выстроена как своеобразный драматический танец. Как не вспомнить, что совсем недавно Петр Фоменко поставил чудесный спектакль про жизнь «абсолютно счастливой» советской деревни. Как не вспомнить, что в последней постановке мастера, «Войне и мире», главным было ощущение непрочности жизни перед лицом войны. Словом, новый спектакль (а за режиссерский столик «Мастерской» впервые за годы ее существования был впущен чужак, режиссер не фоменковского круга) в репертуаре театра не станет смотреться чужеродным. Но нет в «Танцах» той внебытовой магии театрального письма, которой по-настоящему владеет сам Петр Фоменко. Спектакль Прийта Педаяса — это мастерская без мастера.

В спектакле по Брайану Фрилу мастерство «фоменок» остается неприкрытым, неприподнятым и даже как-то пугающе самодостаточным. Пятерых сестер в «Танцах» играет, можно сказать, слаженная женская сборная. Лирическая Полина Агуреева, внятно-резковатая Мадлен Джабраилова, умная и ироничная Галина Тюнина, кокетливо-гротесковые Ксения и Полина Кутеповы. Соединение их интонаций, манер и жестов оставить равнодушным не способно: каждая из актрис остается в круге индивидуальных черт и умений, знакомом круге любому постоянному зрителю «Мастерской».

Чем дольше длится этот неоправданно затянутый спектакль, тем больше каждый из кругов кажется замкнутым и небольшим. Совершенно ясно, что если еще какая-либо добротная пьеса с прилично прописанными взаимоотношениями попадется этой выдающейся труппе, к тому же режиссер попадется сдержанный, без завиральных идей, то исполнят все, как всегда,- обаятельно, живо, трепетно, лирично, тонко. Спектакль будет обречен на успех. Ни один другой театр в Москве сегодня таких же твердых гарантий предоставить не может. И все-таки обидно, если «Мастерская» окончательно выбрала для себя в качестве тайного девиза пословицу «от добра добра не ищут».

Культура, 31 мая — 6 июня 2001 года

Ирина Леонидова

Чужие на «празднике урожая»

В Мастерской Петра Фоменко — снова премьера. В этом году публику балуют здесь новыми спектаклями, как никогда, часто. И, как никогда, успешно. Быть может, потому, несмотря на олимпийские страсти и усталость конца сезона, зритель все так же рвется в маленький театральный зал к «фоменкам». Сегодня здесь играют «Танцы на праздник урожая» Б.Фрила в постановке известного эстонского режиссера Прийта Педаяса.

Брайена Фрила еще не раз назовут «ирландским Чеховым». У нас в России мы только начинаем знакомиться с этим своеобразным и таким по-хорошему «несовременным» автором — священником, учителем, журналистом, драматургом. А он уже познал успех и в Дублине, и на Бродвее, и в кинематографе, и, кстати, у Льва Додина, поставившего «Молли Суинни». Родное чеховское сквозит во всем — во внешней бессюжетности и нешуточных внутренних страстях, в подтекстах и подводных течениях, в такой ностальгически привычной «тоске о лучшей жизни», которая не наступит никогда.

А эти «милые сестры», затерявшиеся на далеком острове ожидания с придуманным ирландским названием «Беллибег»: строгая чопорная учительница Кейт — Галина Тюнина, выдумщица Мегги — Мадлен Джабраилова, тихие забитые вязальщицы Агнес — Ксения Кутепова и Роуз — Полина Кутепова, юная мать-одиночка Крис — Полина Агуреева. Один незаконнорожденный ребенок на всех (Майкл — Кирилл Пирогов) — как оправдание скудного существования. И бледные тени мужчин, являющиеся, чтобы бередить и без того растревоженные души: священник из лепрозория Джек — Карэн Бадалов, легкомысленный папаша Майкла Джерри — Рустэм Юскаев.

Ах, как счастливы, наверное, могли быть чеховские сестры Прозоровы с их пятью языками, приходом в гости военных, памятью о Москве. По сравнению с ними у сестер Мундэй нет ничего — прошлое, настоящее и будущее одинаково безнадежно. Да и их самих уже нет на этом свете — туманный островок видится с ощутимой временной дистанции. Они жили когда-то, теперь о матери и тетках расскажет выросший Майкл — Пирогов. И он же, кажется, выстроит для них новый, чистенький, кукольный деревянный домик (сценография В.Максимова) — с кувшинами, тазами и табуретками, пучками сухой травы и вязаными перчатками. А сквозь щели в дощатом заборе проглянет кусочек такого же чистенького ирландского пейзажа.

И вот что странно, на этой дистанции тяготы нищей обыденной жизни не ранят так сильно, вспышки памяти способны выбирать редкие счастливые моменты. Внезапно сам по себе заиграет что-то веселое новенький радиоприемник — и сестры, одна за другой, пустятся в пляс, задирая юбки, неуклюже и тяжело вскидывая ноги в закатанных грубых чулках (хореография Рамоне Ходоркайте). Пляшут самозабвенно и отчаянно. Ведь эти «танцы» в отсутствие «праздника урожая», на котором они так и останутся чужими, — единственная радость, отдушина, вызов всем этим никому не нужным перчаткам, корзинкам с ежевикой и недопеченному хлебу, которого не хватит на всех.

А это неистребимое женское естество, бог знает чем питающееся в отсутствие мужчин? Они все почти по-собачьи, нюхом, чуют отдаленное приближение Джерри — Юскаева. Лихорадочно красит губы Агнес — К.Кутепова, сдирая с головы платок; заметалась в поисках потерянных шнурков чинная Кейт — Тюнина; одергивает юбку, срывая фартук, Мегги — Джабраилова. И только Крис — Агуреева застыла, не в силах сдвинуться с места, но здесь говорят глаза, мгновенно вспыхнувшие, растерянные и удивленные. А он всего-то пришел сказать пару банальностей да пройтись в новомодном «бальном» танце со всеми подряд.

Но как же они изменятся во втором акте даже от такого полумифического присутствия мужчины, безучастно залегшего где-то на чердаке в тщетных попытках починить антенну. Откуда-то вытащены на свет божий «парадные» ботинки, белые блузки, новые юбки, смешные шляпки. И танцуют уже по-другому, хотя так же неумело, но как (видится им!) в запредельно далеком Дублине или Лондоне. «Крысиные хвостики» старательно укладываются в «модные» прически. Такая во всем этом иллюзорность иной, недоступной жизни, но как же она трогательна, как щемяще недостижима.

А Майкл — Пирогов то и дело будет выходить на сцену из настоящего и говорить вещи страшные, неумолимые: о потерях, смертях, болезнях, так «театрально» скрывая будущее от пока еще живых и даже по-своему счастливых женщин. Мы и расстанемся с ними в их последний светлый день — на веселом пикнике, с белоснежной скатертью на ярко-зеленой траве, где лежат сочные яблоки рядом со свежевыпеченным хлебом. Где жаль пока только загубленного кем-то петуха, которого, как ребенка, баюкает Роуз. А потом дощатый забор наглухо отделит их от нас и от будущего. Праздник кончится. Но они все же танцевали где-то совсем рядом.

Фото Михаила Гутермана

Независимая газета, 1 июня 2001 года

Елена Губайдуллина

Тоскливый праздник

Пьеса-воспоминание в театре Петра Фоменко

«Танцы на праздник урожая» современного ирландского драматурга Брайена Фрила — пьеса-воспоминание. Противоречия между желаемым и действительным, правильным и ненормальным, порядком и необузданной стихией могли бы стать главной темой нового спектакля театра «Мастерская П.Фоменко», поставленного по этой пьесе. Но режиссер Прийт Педаяс, приглашенный на постановку из Эстонии, проигнорировал глобальные обобщения. Философские выводы заслонила житейская мораль. А история большой семьи, изложенная в пьесе, рассыпалась на несколько перетекающих друг в друга новелл, наполненных обаятельными мелочами и подробностями.

В ирландском захолустье бедствуют пять незамужних сестер. Действие происходит в августе 1936 года. Вот-вот разразится мировая катастрофа. Но семейство Мундэй переживает другие драмы. Все несчастные сестры несчастливы одинаково. Они тоскуют по большому светлому чувству, способному переменить жизнь, так же, как чеховские сестры — по Москве. Но женское счастье проходит стороной. В спектакле «Мастерской Петра Фоменко» горести заданы как неизбежность, факты и их причины не слишком интересуют режиссера и актрис. Что тем более странно, поскольку у каждой героини — свой характер и своя история. Почему крепкая и сметливая домохозяйка Мегги (Мадлен Джабраилова) обделена судьбой так же, как и другие сестры — нежная, но безвольная Роуз (Полина Кутепова) и более сильная Агнес (Ксения Кутепова), Кейт (Галина Тюнина) — школьная учительница, убежденная католичка, и самая младшая Крис (Полина Агуреева), осмелившаяся родить без брака и запятнавшая семью несмываемым позором?

Их жилище похоже на большую клетку — маленькое пространство сцены огорожено высоким забором (художник Владимир Максимов). Далеко-далеко, за холмами — воля вольная, костры до небес и игрища бесовские. А здесь — изнуряющая поденщина надомной работы. Ужин на всех, состряпанный всего из двух помидоров. Занудные нотации старшей сестры, рекомендующей полезный рыбий жир и поучительные книжки о неудачном замужестве. Уход за старшим братом (Карэн Бадалов), бывшим священником-миссионером, высланным из Африки за интерес к языческим культам. И танцы под радио — не от веселья, а от безысходности (балетмейстер Рамуне Ходоркайте). Самое большое приключение — переполох в курятнике из-за лисы. Явление отца Майкла переживается как событие, значительнее которого в жизни уже не будет. Встреча Крис и ее возлюбленного Джерри (Рустэм Юскаев) — одна из самых ярких сцен спектакля. Записной деревенский обольститель завлекает в медленный танец свою простодушную пастушку. А сестры с боязнью и завистью подглядывают в щелочки дощатых стен. Агнес, в отличие от обаятельной растрепы Крис, даже надела самое нарядное платье.

В противопоставлении христианской морали и дикарского язычества ирландский драматург не допускает компромиссов. Существование на стыке двух мировоззрений лишает рассудка, сводит в могилу. Но из этих противоречий состоит мир. К сожалению, эта важная для Брайена Фрила тема в спектакле Прийта Педаяса отошла на задний план. Может быть, поэтому Майкл, рассказывающий о жизни своей матери и теток, так до конца и не может понять, почему жизнь не бывает такой, какой должна быть. Герой Кирилла Пирогова с истовостью Гамлета пытается восстановить связь событий. Но не столько переживает и проживает свои воспоминания, сколько объясняет что к чему. Философская притча о танцах в католическом доме в день языческого праздника урожая оборачивается серией милых бытовых зарисовок.

Время новостей, 30 мая 2001 года

Фото Виктора Баженова

Марина Давыдова

Танцующие в тесноте

В «Мастерской Петра Фоменко» поставили «Танцы на праздник урожая» Брайена Фрила

Наперекор одному из основных законов диалектики качество выпускаемых «Мастерской» постановок незаметно переросло в количество. В иных театрах и одну-то премьеру вымучивают весь сезон, фоменковцы же «радуют зрителей» хорошими спектаклями раз в квартал. «Танцы на праздник урожая» в этом смысле особенно показательны, ибо поставил их не входящий в обойму фоменковских режиссеров и неизвестный даже в узких театральных кругах эстонец Прийт Педаяс. Мы ничего не знали о нем прежде, но, по правде говоря, и теперь ничего толком не узнали. Это тот случай, когда индивидуальность режиссера то ли полностью растворилась в стилистике театра, то ли совпала с ним так, что вычленить ее решительно невозможно.

Созданная Петром Фоменко труппа — столь отлаженный механизм, что уже почти и не важно, кто им управляет. Здесь поработал такой прекрасный программист, что индивидуальностью пользователя можно пренебречь. Иногда кажется, что если завтра в «Мастерскую» пожалует скандально-радикальный Владимир Мирзоев, спектакль все равно получится теплым, душевным, изящным и психологически точным.

Пьеса живого классика ирландской драматургии Брайена Фрила, поставленная в 90-х на Бродвее и получившая премию «Тони», вроде бы совершенно фоменковская. В ней пять выигрышных женских ролей, словно специально написанных для чудесных фоменковских актрис, и пять пудов ностальгии (Брайен Фрил родился и вырос в ирландской провинции и из пьесы в пьесу предается воспоминаниям о своей малой родине). В ней прекрасно выписаны характеры и явственно ощутима связь с драматургией Чехова и Тургенева, которых Фрил переводил на ирландский. Главные герои «Танцев» — пять сестер. Время и место действия — месяц в ирландской деревне. Вместе с тем пьеса Фрила куда хитрее, чем кажется. Не так давно в рамках «Золотой маски» мы видели спектакль по другой его пьесе «Молли Суини», поставленный Львом Додиным. Ирландский драматург предстал у Додина холодноватым интеллектуалом, умело прячущим за трогательным рассказом о нелегких человеческих судьбах философский подтекст. Таковым он, собственно, и является. Вот и «Танцы» — ларчик с двойным дном. Эта пьеса ведь не просто о том, как героини мечтают вырваться из своего тесного мира (парафраз знаменитого «В Москву, в Москву»), не просто о том, как жаждут большой любви или на худой конец просто мужского внимания. Она еще и о том, как из-под спуда христианских установлений и традиций прорывается наружу язычество. Как вся строго регламентированная и упорядоченная жизнь провинции оказывается пронизана этими языческими токами. Неистовые танцы на праздник урожая — это такая отдушина для благовоспитанных обитательниц патриархальной деревни Беллибег, в глубине души ждущих, чтобы их бес попутал. И брат героинь Джек, священник-миссионер, приехавший из далекой Уганды, тоже, оказывается, участвовал в каких-то тамошних дьявольских, с точки зрения христианской церкви, обрядах. Весь этот христианско-языческий подтекст, равно как и исторический контекст (события пьесы происходят в 1936-м, накануне войны), не то чтобы вовсе убраны, но отодвинуты далеко на второй план. Зато все, что происходит на первом плане, как всегда, пленяет тонким лиризмом и обаятельным простодушием.

Не считая alter ego автора в исполнении Кирилла Пирогова, очень неестественно играющего в естественность, и маловыразительного Карена Бадалова в роли Джека, все остальные, особенно женщины, просто великолепны. Галина Тюнина (строгая блюстительница нравственности Кейт), Мадлен Джабраилова (семейный массовик-затейник Мегги), Ксения и Полина Кутеповы (земная Агнес и Роуз не от мира сего), наконец, Полина Агуреева (главная лирическая героиня пьесы Крис) — это такие мастерицы-кружевницы, весь спектакль плетущие прихотливый сценический узор. Они сценически обольстительны, даже если играют дурнушек. Они привлекательны, даже когда моют пол. Они обаятельно дурачатся, уморительно прихорашиваются и ревнуют друг друга к одному-единственному мужчине. И зритель уж в который раз убеждается, что все эти женские слабости, шалости, хитрости и обиды лучше фоменковских актрис никто не сыграет. И готов простить спектаклю его очевидные длинноты: хорошего должно быть много.

Умение оставаться самими собой независимо от литературного материала и вообще от обстоятельств — качество, безусловно, положительное. И чрезвычайно редкое. Оно имеет, однако, и свои издержки. «Мастерская Петра Фоменко» застрахована от провалов, но от неожиданностей тоже. Это самый качественный театр современной Москвы, но и самый предсказуемый. У него есть ярко выраженный и всепобеждающий стиль, но, значит, есть и набор штампов. И странно надеяться, что актеры впадут в языческое безумие и откажутся от них. Что в благословенный уголок театрального мира вдруг ворвется ветер перемен. Он, конечно, может вдохнуть в «Мастерскую» новую жизнь, но может ведь и все разрушить. Практика показывает, что второе куда вероятнее первого.

Известия, 29 мая 2001 года

Алексей Филиппов

Танцы по-ирландски

Праздник урожая у «фоменок»

«Танцы на праздник урожая» в Мастерской Петра Фоменко поставил Прийт Педаяс — для театра это новое имя, и все же здесь есть все приметы фирменного стиля «фоменок». Прежде всего они в том, что слова «фирменный стиль» по отношению к спектаклю кажутся большой пошлостью: перед нами что-то дышащее, неуловимое, нежное — кусочек жизни, рождающейся прямо на глазах у зрительного зала, трогательной и трагичной.

Словом, это обычная работа «фоменок», не такая блестящая, как «Абсолютно счастливая деревня» или «Семейное счастье», но тем не менее чрезвычайно качественная. И достоинства, и проблемы театра здесь видны очень отчетливо.

Проблемы носят узкоспециальный характер: пробежав глазами программку, можно представить основные интонации спектакля. У каждого из актеров Мастерской есть свой до мелочей отработанный образ, свое кружево повадок, складывающихся в сценические характеры. Достоинства имеют значение для зрителя: его совершенно не волнует, что те же актерские интонации звучали и в предыдущих спектаклях. Да и критики упрекнут в этом Мастерскую лишь по профессиональной обязанности — созданные артистами Фоменко типажи доведены до высокой степени совершенства, за ними стоит море обаяния и тепла. К тому же многие артисты предстали в «Танцах. » в новом обличье, и театрал, гадающий по программке, рискует попасть впросак.

«Танцы на праздник урожая» написал знаменитый ирландский драматург Брайен Фрил, поклонник Чехова и Тургенева, певец вымышленного местечка Беллибег, олицетворяющего милое его сердцу ирландское захолустье. Погрешности перевода не слишком портят пьесу (хоть выражение «быть в шоке» еще не вошло в литературный обиход), а дух этой трогательной и печальной истории оказался близок Мастерской Фоменко.

Старый дом, пять сестер, их брат, слегка безумный экс-миссионер, всю жизнь проработавший в африканском лепрозории и отставленный от должности за то, что вместе с католическими он практиковал языческие ритуалы. Рассказчик, человек средних лет (он же — семилетний мальчик, внебрачный сын одной из сестер). Его отец, блестящий танцор, неудачливый коммивояжер и незадавшийся боец испанской интербригады (к финалу выяснится, что все это время у него была и другая семья).

Сестры Кутеповы, сроднившиеся с ролями утонченных и своенравных очаровательниц, в «Танцах. » стали деревенскими вязальщицами — и превратились в нескладных, угловатых дурнушек, без устали хлопочущих по дому и хозяйству. Рустэм Юскаев (в спектаклях Мастерской часто обыгрывали его крупную стать и медвежью повадку) оказался провинциальным Казановой Джерри, непревзойденным плясуном и записным краснобаем, утонченный и скептичный Карэн Бадалов — полупомешанным миссионером Джеком.

Изысканная Галина Тюнина сыграла деревенскую учительницу по прозвищу «Гусыня», правильную, ограниченную, несчастную и (те, кто следит за творчеством Тюниной, едва ли в это поверят) нисколько не похожую на декадентку. А Мадлен Джабраилова и Полина Агуреева узнаваемы: одна играет бойкую и разбитную Мегги, вторая — нежную, ждущую любви Крис, мать рассказчика. Это Дом, и спектакль рассказывает о его разрушении. Тонкая вязь взглядов, интонаций, сказанных и недосказанных слов — жизнь тяжела, но здесь все счастливы. Ощущение обреченности — этот маленький мирок гибнет постепенно, и рассказчик (Кирилл Пирогов) лишь подытоживает то, что уже чувствовал зритель.

Дело не во внешних обстоятельствах, не в том, что заказов на перчатки больше не будет и героиням сестер Кутеповых придется уйти в люди, а Джерри оказался прохвостом. Немудреное, бедное счастье иссякает так же, как проходит человеческий век: оно было и его не замечали, но то, что наступило потом, оказалось мучением и морокой. Режиссер Прийт Педаяс говорит негромко и небанально: он рассказывает о том, что счастья в сущности нет, а артисты Мастерской наполняют эту историю жизнью и трепетом, радостью прекрасной театральной игры.

Пять ирландских сестер живут русскими страстями Фото Владимира Луповского

Время МН, 29 мая 2001 года

Ирина Корнеева

Танцы в сельских интерьерах

Эстонский режиссер Прийт Педаяс поставил пьесу ирландца Брайена Фрила в «Мастерской Петра Фоменко»

Брайен Фрил — живой классик ирландской драматургии и литературы. Прийт Педаяс — художественный руководитель Эстонского драматического театра в Таллине. Петра Фоменко представлять не нужно, но именно в его «Мастерской» на последней премьере сошлись два этих имени — впервые в России. Ведь пьесу Брайена «Танцы на празднике урожая», написанную в 90-м году, ставшую известной на Бродвее и получившую там сразу три приза «Тони» — в том числе и за лучшую пьесу года, — в наших театрах не ставили. Больше специализировались на Чехове, с которым у Фрила можно найти множество точек соприкосновения.

И это не вымысел, навеянный любовно созданным на спектакле настроением, заботливо выстроенными психологическими связями, переносящими действие из небольшого ирландского городка в глухую российскую провинцию, и прямыми ассоциациями — у нас классические три сестры и брат, у них сестер, правда, пять. Брайен Фрил действительно интересовался русской культурой и отчасти находился под ее влиянием. Ему принадлежат переводы-адаптации «Месяца в деревне» Тургенева, «Трех сестер» Чехова. И хотя Ирландия и ирландцы являются непременными темами любой его пьесы, в том числе во многом автобиографичных «Танцев на празднике урожая», как ни старались подчеркнуть местечковый ирландский колорит, не убедили в том, что представленное случилось в вымышленном городке Беллибеге — собирательном образе ирландской провинции, в которой вырос Фрил, а не в каком-нибудь далеком Бердичеве, — для российских широт это, наверное, не столь принципиально, как для ирландских.

Такое же бедное семейство, в котором у сестер не складывается судьба, теряется работа, а вместе с ней из дома уходят и надежды, можно найти в любом уголке Земли и в любое время, а не только в обозначенном автором августе 1936 года. Историю семьи рассказывает мальчик — внебрачный сын одной из сестер, которого воспитывают «всем домом» (его играет Кирилл Пирогов). И история эта общечеловеческая. Неторопливо и тщательно выписанная. Так же неторопливо, тщательно и правильно поставленная — Прийт Педаяс вольно или невольно подхватил интонацию обстоятельности и неспешности, собрав в «Танцах. » весь цвет женской половины «Мастерской Петра Фоменко» плюс, как всегда, выразительного Карена Бадалова. Галина Тюнина, Полина Агуреева, Ксения и Полина Кутеповы, Мадлен Джабраилова играют сестер, и каждой есть и что играть, и что сказать в своей роли. Там ведь, как у Чехова: говорят вроде бы ни о чем, а решаются судьбы; ничего особенного не делают — гладят белье, вяжут перчатки, убираются, в паузах мечтают, — а жизнь проходит.

Руки постоянно чем-то заняты — работают и работают, а дни, как в ступе, перетираются. Дни всех пятерых незамужних сестер, что в данном случае важно, потому как речь в спектакле идет не о домашнем сизифовом труде, а об одиночестве в молодости, об одной любви, доставшейся на всех пятерых, да и то внебрачной. На вопрос: «Ну что у вас тут нового, желательно хорошего?» — с ответом приходится медлить все больше и больше. Ну не прибавляет жизнь хорошего, все вычитает и вычитает. Невластна она лишь над одной их отдушиной — танцами. Воспоминания о том, как преображались молодые женщины, стоило лишь зазвучать по радио музыке и пуститься им в пляс, согревали жизнь мальчику, выросшему и вскоре покинувшему родной дом.

Греет ли это зрителя? Смирившись с ритмом, неторопливую поступь ирландских забот 36-го года в какие-то моменты начинаешь воспринимать как свои собственные проблемы. В кассе театра сейчас висит объявление, что билеты проданы на все спектакли, кроме «Чичикова». «Танцы на празднике урожая» лаврами фоменковской «Одной абсолютно счастливой деревни» не увенчаются, но и таким печальным исключением из правил, как «Чичиков», не станут. И не смутят никого даже две незнакомые фамилии: Фрил и Педаяс.

Вечерний клуб, 1 июня 2001 года

Глеб Ситковский

Между Пиусом и Лунасом

«Танцы на праздник урожая» Брайана Фрила, реж. Прийт Педаяс. «Мастерская П. Фоменко».

Кто-кто? Прийт Педаяс? Коллеги напрягали лоб, пытаясь сообразить, кто это. Оказалось – режиссер из соседней страны Эстонии, главреж Таллинского театра драмы. У Фоменко он нарисовался почти случайно, уверившись, что женский актерский ансамбль именно этого театра идеален для пьесы ирландца Брайана Фрила «Танцы на праздник урожая».

Потом-то выяснилось, что Педаяс был прав. Но после тройного удара Петра Фоменко (вышедшие у него в этом сезоне «Одна абсолютно счастливая деревня», «Семейное счастие», «Война и мир» – это безоговорочные сценические шедевры) идти на спектакль эстонца было боязно. И, выражаясь словами рассказчика Майкла (Кирилл Пирогов) из пьесы Фрила, «некоторые опасения не случились, а некоторые произошли».

Конечно, Брайан Фрил такого бы в жизни не написал, поскольку отличный драматург и вообще классик ирландской литературы. Но более бездарный и безграмотный перевод на московской сцене еще поискать. Даже если закрыть глаза на стилистическую несуразицу (ну нельзя по-русски сказать «Опять вечная дилемма (!), что готовить на ужин»), поневоле вздрогнешь, когда тебе начнут рассказывать о римском папе Пиусе XI вместо Пия XI.

Хуже всех, однако, пришлось древнекельтскому богу Лугу, которому Брайан Фрил посвятил свою драму. Дело в том, что в оригинале пьеса называется « Dancing at Lughnasa » («Танцы на праздник Лугназад»), и именем солнечного бога Луга у Фрила освещена вся пасмурная жизнь пятерых «синих чулков» из ирландской глухомани. Каждый год 1 августа ирландцы разжигают в честь бога Луга костры, танцуют и прыгают через них. Однако переводчик Валентин Хитрово-Шмыров, упрямо мешая божий дар с яичницей, отчего-то именует кельтского бога Лунасом. Да и зачем ему, в самом деле, эти кликухи языческие разбирать?

Пятеро сестер из пьесы Брайана Фрила живут как раз в узкой щелочке между «Пиусом» и «Лунасом», между католицизмом и язычеством. Наши «три сестры» по сравнению с ними были счастливицы. Им хоть было о чем мечтать и куда стремиться. В Москву, в Москву.

У ирландок же, за неимением Москвы, другой клич: «К Маркони, к Маркони!». Маркони – имя старенького радиоприемника, которому сестры поклоняются не меньше, чем любому языческому идолу. Когда Маркони вздумается заработать, бедные замарашки преображаются, их глаза загораются, и они устраивают ритуальные танцы вокруг радиоприемника.

Их восторженный вопль разбудит мурашек на коже. Точно такой же гортанный крик тысячелетия назад издавали женщины, вступая в танец вокруг костров. И фоменковские актрисы безошибочно находят ту древнюю ноту. Они не врут ни лицом, ни жестом, ни голосом. Не врут – ни Галина Тюнина (Кейт), ни Мадлен Джабраилова (Мегги), ни Ксения (Агнес), ни Полина (Роуз) Кутеповы, ни Полина Агуреева (Крис). Какое счастье, оказывается, может доставить наблюдение за тем, как женщины хлопочут по хозяйству. То они вешают белье, то отжимают, то гладят, то вяжут, а глаз не оторвать.

Сестры зарабатывают на жизнь тем, что вяжут перчатки, и фоменковских актрис иногда и вправду хочется уподобить виртуозным вязальщицам. Спица к спице, крючок к крючку, и вдруг прямо у них из-под рук на свет появляется что-то теплое, мягкое и легкое.

Иногда актерам (особенно мужчинам, которые здесь на подсобных ролях) не достает пресловутой фоменковской легкости. Прийт Педаяс тактично устранился из своего спектакля, позволив актерам играть то, к чему они привыкли. Они работают почти безукоризненно, но временами спектакль, будто старый баркас, неуклюже поскрипывает на поворотах.

Ведомости, 1 июня 2001 года

Олег Зинцов

Сестер стало пять

Премьера в Мастерской Петра Фоменко

В Мастерской Петра Фоменко прошли премьерные показы спектакля «Танцы на праздник урожая» по пьесе Брайена Фрила. На Западе Фрила давно уже числят современным классиком, но для нас его открыл в прошлом сезоне Лев Додин, поставив грандиозную «Молли Суини». Имя режиссера «Танцев» — Прийт Педаяс — публике, напротив, совсем незнакомо. Но на привычный стиль лучшей московской труппы это обстоятельство не повлияло никак.

Брайен Фрил всю жизнь пишет об ирландской провинции, придумав, как Фолкнер свою Йокнапатофу, мифическую страну под названием Бэллибег. В «Молли Суини» в ней жила слепая с детства женщина, муж которой решил вдруг, что ей надо прозреть. В «Танцах» драматург поселил в Бэллибеге пять сестер. В их тайной тоске по большому миру можно услышать отзвук чеховских интонаций (Фрил, к слову, переводил Чехова) , однако и Фолкнер вспоминается не случайно. Тем более в «Мастерской», с актерами которой Сергей Женовач ставил когда-то «Шум и ярость».

Возможно, фолкнеровские ассоциации кажутся еще отчетливее в Америке — недаром «Танцы на праздник урожая», поставленные в начале 90-х на Бродвее, получили премию Tony.

В новом спектакле, впрочем, Фрил выглядит почти что бытописателем. Конечно же, тонким и лиричным: фоменковские актрисы — Галина Тюнина, Мадлен Джабраилова, Ксения и Полина Кутеповы (а с недавних пор еще и Полина Агуреева) — умеют отыгрывать психологические нюансы настолько виртуозно, что в «Танцах» не очень понятно, зачем им вообще нужен был режиссер.

Кажется, без него они сыграли бы то же самое — историю одиноких женщин, мечтающих о простом человеческом счастье, метафорой мимолетности которого и служит танец, исполняемый под треск плохо работающего радиоприемника «Маркони». Историю с неизбежным привкусом ностальгии, потому что рассказчик (внебрачный сын одной из сестер) вспоминает эти подробности много лет спустя.

Задолго до финала мы знаем, что будет дальше и с сестрами, и с отцом рассказчика, в которого почти все они влюблены, и с их странным братом-миссионером, полжизни прожившим в какой-то африканской глуши и превратившимся в язычника.

Для Фрила, кстати, этот последний мотив важнее всего: за тщательно выписанными бытовыми подробностями в его пьесе читается совершенно эпическая по духу история о том, как сквозь патриархальный быт и строгое католическое воспитание пробивается языческая энергия. Если в этом и есть ностальгия, то совсем другая — по эпохе невинности, такой же обобщенно-абстрактной, как выдуманный Бэллибег, и такой же конкретной, как детали жизни ирландской провинции: время действия «Танцев» — 1936 г. , канун войны. Но в спектакле все это отыгрывают между делом, а иногда кажется, что не замечают вовсе — сложность вообще не относится к приметам фирменного стиля «Мастерской», а режиссер Прийт Педаяс воспроизвел этот стиль со всем возможным педантизмом.

Это не упрек, а сожаление. Спектакли театра Фоменко — все, какие ни есть в сегодняшнем репертуаре, — описываются критикой и публикой словами «очаровательно», «мило», «легко»: Тургенев ли, Горький, Толстой — разницы чуть. Нет других слов и для Фрила — и здесь все то же легкое дыхание, которого блистательным актрисам с запасом хватает на четыре часа.

«Танцы на праздник урожая» — добротно и любовно обустроенный камерный спектакль с отличными женскими ролями (всеми без исключения) и проходными мужскими (Карэн Бадалов, Рустем Юскаев, Кирилл Пирогов). Все как всегда — тонко, чуть печально и совершенно необременительно. Нет, например, никакой нужды запоминать трудную фамилию эстонского режиссера: знакомой trade mark «Мастерская П. Фоменко» вполне достаточно.

Источник статьи: http://www.smotr.ru/2000/2000_fomenko_tpu.htm