Текст песни Андрей Мисин — Хозяин
| То ли праздник то был, то ли похороны. Просто повод собраться и пить. Только помню, хозяин сидел у окна И не думал ни с кем говорить. |
Гости ели и пили, читали стихи.
Пели песни, на скатерть пролили вино.
А хозяин кота на коленях ласкал
И смотрел отрешённо в окно.
Я с бокалом к нему подошёл и спросил:
«Что за дума тебя тяготит?»
А он медленно поднял глаза и молчал.
Так никто из живых не молчит.
Я не спрашивал боле. Я сел рядом с ним
И, подвинув бокал, попросил — «На, налей».
Он тоскою тягучей меня угостил
Из бутылки бездонной своей.
За окном было тихо — там кончился день.
И казалось, что кончилось всё.
Гости пили и ели, но там за окном
Я нашёл себе что-то своё.
Смотрите также:
Все тексты Андрей Мисин >>>
Whether it was a holiday , or a funeral.
Just an excuse to get together and drink .
Just remember , the owner sitting at the window
I never thought to talk to anyone .
Guests ate and drank , read poetry .
Sang songs, spilled wine on the tablecloth .
A host cat on lap caressed
And stared blankly out the window.
I was approached by a glass and asked :
» What bothers you thought ? »
He slowly raised his eyes and was silent .
So no one living is not silent .
I did not ask Bole . I sat down beside him
And by sliding glass and asked — » On , pour .»
He treated me longing viscous
Of its bottomless bottles .
Outside the window was quiet — there was over a day.
And it seemed that all over.
Guests ate and drank , but there outside
I found myself something of their own .
Источник статьи: http://onesong.ru/1/Andrey-Misin/tekst-pesni-Hozyain
«СВОБОДА»
В ЦЕНТРЕ ВСЕЛЕННОЙ
слова — Сергей Патрушев
В центре вселенной капает кран.
Больше ни вздоха, ни эха, ни тени.
В центре вселенной странный изъян —
Из водопровода льётся время.
В центре вселенной встал человек
Глядя в окно на далёкие звёзды.
Спичкой последней гаснущий век
Хочет осветить, но тёмен воздух.
НОВЫЙ ФАУСТ
слова — Сергей Патрушев
Гномы глаз ищут свет.
В темноте стучат часы тревожно.
Странный джаз — звука нет
В пустоте найти опору сложно.
Фауст у окна,
Он полон знаньем слов необъяснимых.
Ливень бьёт в стекло.
На столе книги спят,
Глобус пуст — он стерт в исканьях счастья.
Сколько лет, сколько дат,
Сколько чувств бесстрастия и страсти.
Фауст у окна
В квадратном типовом панельном мире
Ищет вечный смысл.
Сто машин, сто богов
Не смогли остановить мгновенья.
Нет причин. Мир не нов —
Шар земли не прекратит вращенья.
Мефистофель — миф!
О Фауст, отыщи в себе терпенье,
Ночь должна пройти!
ВЕРА
слова — Сергей Патрушев
Люди, дерьвья и звери вечно правы.
Все они, следуя вере, ищут любвииии!
Долго свечами я мерил пропасти тьмы.
Зря!
Светлые лица пророков брезжут во тьме
Что же мне так одиноко, холодно мнееее!
Сети закутанной жизни тянут на дно.
Хочется петь. и нельзя — ты немой.
Хочешь обнять, и нет рук.
С небом не встретясь простился с землёй,
Но не избавлен от мук.
А бессонное небо над нами
Летит и летит.
Только небо и тонет в нём крик:
«Успокой меня, небо!
Укрой меня, укрой меня!»
РУССКАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ
слова — Сергей Патрушев
Ой, настало время сеять.
Да в полях, куда ни кинь,
Не восходит семя, сил нет —
Всё усеяла полынь.
Я слышал, били в колокол,
Да не видел ничего.
Намывал я в реках золото,
Да себе не брал его.
Всё молился Богу до темна,
Да в молитвах и ослеп.
Я напился жизнью допьяна,
Да в похмелье счастья нет.
А ты скажи хотя бы слово!
Ой, поговори со мной!
Далеко слепым до Бога.
Эх ты, боже мой.
Аки поздно в жизни понял я,
Что совсем ещё не жил.
Всё хотел пройтись я по небу.
А тебя совсем забыл.
Все желанья, к чёрту, все желанья!
Я от них совсем ослеп.
А ты побудь со мной, желанная.
Без тебя мне счастья нет.
А ты скажи хотя бы слово!
Ой, поговори со мной!
Далеко слепым до Бога.
Эх ты, боже мой.
Всё, что было, стало пылью.
Как же это я?
Прожил жизнь зачем? И был я
Без тебя, да без тебя.
А ты скажи хотя бы слово!
Ой, поговори со мной!
Далеко слепым до Бога.
Эх ты, боже мой.
ЛЕЙ, ВОДА
слова — Сергей Патрушев
Лей вода.
Колёса времени давно уже истлели.
Но я привык глядеть в поток.
Как всегда
Играет ветер на поломанной свирели,
А города занёс песок.
Опустевшие поля.
Гулкие удары сердца.
В этот миг не верю я
Что кончен век.
Но холодная земля
Не даёт никак согреться.
Отражается в глазах
Холодный свет.
Навсегда
Вещей названия и собственное имя
В пустом пути забыть я смог.
Лей вода,
Смывай следы людей на берегу пустыни.
Потом и ты уйдёшь в песок.
Опустевшие поля.
Гулкие удары сердца.
В этот миг не верю я
Что кончен век.
Но холодная земля
Не даёт никак согреться.
Отражается в глазах
Холодный свет.
ОБЛАКА
слова — Сергей Патрушев
Я хотел бы жить как облака —
Не зная цели просто лететь.
И без голоса без облика
Кому-то там на земле о небе песни петь.
Над душой несчастной парить,
Слёзы ей на землю пролить
И своей бесплотной рукой
Дать ей волю и дать покой.
Пусть у облака недолог путь.
Но я хотел бы так умереть.
Как приходит это к облаку
Когда ему уже нечего о небе спеть.
Над душой несчастной парить
Слёзы ей на землю пролить
И своей бесплотной рукой
Дать ей волю и дать покой
ХОЗЯИН
Станислав Повеликин
То ли праздник то был,
То ли похороны —
Просто повод собраться и пить.
Только помню: Хозяин сидел у окна
И не думал ни с кем говорить.
Гости ели и пили, читали стихи.
Пели песни,
На скатерть пролили вино.
А хозяин.
Кота на коленях ласкал
И смотрел отрешённо в окно.
Я с бокалом к нему подошёл и спросил:
«Что за дума тебя тяготит?»
А он медленно поднял глаза и молчал.
Так никто из живых не молчит.
Я не спрашивал боле.
Я сел рядом с ним
И, подвинув бокал, попросил я:
«Налей.»
Он тоскою тягучей меня угостил
Из бутылки бездонной своей.
За окном было тихо —
Там кончился день.
И казалось, что кончилось всё.
Гости пили и ели,
Но там за окном
Я нашёл себе что-то своё.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
слова — Сергей Патрушев
Спи, ночь сказала вечеру,
И вечер погасил в домах огни.
Мы вечностью обвенчаны
И в целом мире мы сейчас одни.
День стал воспоминанием,
А ночь пока ещё не стала сном.
Сон твой пока-что на небе
И я тебе сейчас спою о нём.
О нём, о нём.
Эти нежные слова
Прозвучат в тебе едва-едва
Может ты услышишь их во сне.
О-о-о
Эти тихие слова
Говорят что только ночь права.
Слушай их и просто вспоминай меня.
Сон — это только присказка,
А сказкой будет жизнь. Ты спи, усни!
Так далеко и близко так
Плывущие к нам ночью с неба сны!
С неба сны.
Эти нежные слова
Прозвучат в тебе едва-едва
Может ты услышишь их во сне.
О-о-о
Эти тихие слова
Говорят что только ночь права.
Слушай их и просто вспоминай меня.
СТИХИ О ТЕБЕ
слова — Сергей Патрушев
Ночью сова фонаря усядится на столбе.
Уснут начальники жизни. Выпадет снег.
Что-то горчит на губах моих,
Обветренных тысячью слов.
Наверное, это стихи. Стихи о тебе.
Звёзды подброшены вверх, не падают, почему?
Не знаю, как объяснить даже себе.
Что-то мешает поверить в законы планет.
Может быть, это стихи, стихи о тебе?
Странно как короток миг. Я спал или не спал?
В часах есть маленький эльф с цифрой в руке.
Наверное, он как и я на миг забыл обо всём —
Шепчет стихи о тебе, стихи о тебе.
ГОРСТЬ ПЕПЛА
слова — Сергей Патрушев
Горсть пепла в руке слабой:
Вот всё, что нажить я смог.
Горсть века, где нет лада.
В лад с руганью петь я вдруг изнемог.
Пой, ветер, по мне тризну.
Здесь можно одно — лишь петь.
Я бредил чужой жизнью —
Так долго боялся я умереть.
Кто может запретить мне быть?
Кто встанет на моём пути?
Кто сможет мне помочь забыть?
Как сам себе шептал я — «Свети!».
Кто может запретить мне быть?
Кто встанет на моём пути?
Кто сможет мне помочь забыть?
Как сам себе кричал я — «Свети!».
Горсть века, где нет лада.
Я слышу нездешний слог.
Горсть пепла в руке слабой:
Вот всё, что найти я только смог.
Вот всё, что найти я только смог.
ВЕРШИНА
слова — Сергей Патрушев
На высокой вершине,
Которой так долго желал,
Пусто и странно, одиноко мне.
Мир далёкой равнины
Безлюден с высот этих скал —
Нет в нём изъяна и меня в нём нет.
На высокой вершине
Кому мне сказать как устал?
Пусто и странно, одиноко мне.
Хей, в долине!
Что вам там чудится всем?
Если вершины, то это обман.
То это обман.
Здесь никто жить не может.
Здесь некому слово сказать.
Небо не ближе, а земли уж нет.
А земли уж нет.
Обдирающий кожу
Здесь с гор ветер будет терзать.
Но выше и выше позовёт печаль.
Позовёт печаль.
СВОБОДА
слова — Сергей Патрушев
Долог путь на сломанных ногах.
Болен свет глазам, привыкшим к ночи.
Как сильна тоска о батогах!
Рабский разум радости не хочет.
Что мне делать с воздухом таким?
Без решёток слишком много неба.
Этот чистый мир не выносим
Для того, кто в нём ни разу не был.
И невыносимы слуху песни рек,
Никогда не ведавших плотины.
Страшно слышать слово «человек»
Уху волосатому скотины.
Я бреду свободный от ярма
И не нахожу ни в чём опоры —
Мне сказали, что мой дом тюрьма
И снесли вокруг него заборы.
Как теперь себя мне величать?
В памяти навечно выжжен номер.
Я учился весело мычать,
А учитель в одночасье помер!
И невыносимы слуху песни рек,
Никогда не ведавших плотины.
Страшно слышать слово «человек»
Уху волосатому скотины.
БЕССТЫДСТВО
Имант Зиедонис
1. Порою бывает мне стыдно.
Порою не стыдно ничуть.
Порой беру я нарошно
Торбу нищего в путь.
Иду к незнакомым воротам,
Прошу, забывая про стыд —
Не даст ли мне хлеба и масла
Тот, кто доволен и сыт.
2. Но если меня укоряют:
Ведь ты ж совершенно здоров!
Что не займёшся ты делом?
Я не стыжусь этих слов.
Все в заботе о хлебе.
А кто в борьбе за цветок.
Так неужели вам трудно
Дать мне хлеба кусок!
3. И жалко таких мне хозяев —
Они ведь не могут понять,
Как много за самую малость
Мог бы я всем им воздать!
Мог бы я всем им воздать!
Источник статьи: http://andrei-misin.ru/ru/stihi-1994.html
То ли праздник то был то ли похороны
МИХАИЛ ЧУЛАКИ ПРАЗДНИК ПОХОРОН РОМАН
«Помогите. На помощь. Убивают же. «
Ничего страшного — просто за дверью в прихожей живет телевизор. Прихожая просторная, и к тому же нейтральная территория, телевизор здесь не мешает никому в особенности — и мешает всем вместе, потому что слышен везде. Владимир Антонович постарался изолироваться, обил дверь своей комнаты поролоном, но это почти не помогло.
Владимира Антоновича донимает эта бурная телевизионная жизнь, потому что он любит работать дома после работы. А живет телевизор столь полной жизнью, потому что престарелая мамочка ничего так не любит, как смотреть кино и спектакли, так что Владимиру Антоновичу иногда кажется, что продолжается одно бесконечное кино. Что эти консервированные страсти могут кому-то мешать, мамочке в голову не приходит. Ей уже ничего в голову не приходит — только уходит.
Разумеется, и сам Владимир Антонович поддается телевизионным искушениям. Но он любит живые беседы — сейчас таких передач стало много: всевозможные круглые столы, живые эфиры. И вот если ожидается очередной стол или эфир, Владимир Антонович, да и все остальные — и Павлик, сын, и Варя, жена, — с трепетом смотрят в программу: а что по другим каналам, не идет ли какой-нибудь фильм? Потому что окончательный выбор всегда за мамочкой — она и вообразить не может, чтобы решала не она. Усаживается и провозглашает:
— Я буду смотреть кино. Сегодня кино — как его. — ну кино.
Раза два Павлик по молодости и строптивости включал своеї- и не разрешал бабуле переключить на кино. Тогда она все равно усаживалась и начинала комментировать: «Ну что за глупости говорят. Слушать — и то опасно. За что им деньги платят? Безобразие прямо. Раньше только умным разрешалось, а теперь всякий дурак болтать может. » — и смотреть под такое сопровождение было невозможно.
Работать на работе Владимиру Антоновичу почти не удается: там надо читать лекции, вести лабораторные, не говоря о всевозможных заседаниях, потому и приходится заниматься настоящим делом дома по вечерам. Под телевизионный шум. Владимир Антонович изобретает. Или, лучше сказать, разрабатывает перспективные направления, потому что изобретательство, в нашем понятии, занятие кустарное, прибежище чудаков и анахоретов, а Владимир Антонович вполне официально работает в Институте автомобильного транспорта, он там единственный специалист по электронике, которой предстоит улаживать отношение колеса с дорожным покрытием: регулировать давление в шинах, определять тормозное усилие для каждого колеса в отдельности, чтобы избежать блокировки, — все это уже появляется на экспериментальных образцах где-нибудь в Японии, ну а у нас передовая мысль скована отсталой технологией. «Я в цепях технологии»,ї- привык повторять Владимир Антонович. Цепи эти сковывают не только появление моделей в металле, но и собственное продвижение Владимира Антоновича: он — доцент, а его профессор занимается проблемами более реальными, зато и постоянно внедряет свои примитивные конструкции. В Японии профессором был бы Владимир Антонович, а его здешний профессор — дай бог, старшим лаборантом.
Бесконечное кино, кажется, прервалось, послышался нормальный голос диктора. Догадалась бы Варя выключить болтливый аппарат! Все бы передышка. Но не суждена передышка — мамочка встала от телевизора и тотчас заглянула в кабинет к Владимиру Антоновичу (в спальню-гостиную-кабинет, но в данный момент как раз в кабинет):
— Почему ты не говоришь, не звонила ли Оленька?
Не то вопрос, не то претензия. Высказала — и тут же мелко сплюнула вслед.
— Потому что не звонила.
Ольга — старшая сестра. Хорошо устроилась: за дорогой мамочкой сама почти не ухаживает, зато очень о ней заботится — по телефону.
Мамочка исчезла, но через минуту голова ее просунулась снова:
— Мне только справку: Оленька сегодня звонила?
— Нет. Ты же только что спрашивала!
— Я все прекрасно помню, у меня идеальная память… Вот у тебя форточка напрасно открыта: опять простудишь гланды.
Черт! Мамочка так и не смогла усвоить, что он уже вырос, что не нужно ему делать замечаний, не нужно его опекать! Вовсе это не забота — про «гланды» (и слово какое-то почти исчезнувшее) — это потребность сказать, что он что-то делает не так. Оказалась бы форточка закрытой, тоже сделала бы замечание: «Зачем не проветриваешь? У тебя жарко!»
— Ты забыла, что у меня с десяти лет не осталось никаких гланд.
— Я ничего не забываю, у меня идеальная память.
— То-то ты за минуту два раза спрашиваешь об одном и том же со своей идеальной памятью.
Источник статьи: http://www.rulit.me/books/prazdnik-pohoron-read-228339-1.html