Захарий топелиус рождественский подарок ангелов краткое содержание

Захарий Топелиус

Рождественский подарок ангелов

Высоко-высоко над звездным небосводом стоят большие белоснежные Ангелы вокруг престола Господня и ожидают Его повеления, которое они должны возвестить в мире. А за ними бесконечными рядами стоят голубые Ангелы детей, про которых Иисус сказал, что они всегда видят лик Господа на небесах.

На земле начинает темнеть, темнота сгущается вокруг Вифлеема. Бури бушуют, дождь льет в южных странах, а далеко на севере на мертвые цветы и поблекшую зелень падает белый снег. Наступает Рождество: как не помнить Ангелам Рождества! Могут ли они забыть когда-нибудь радостную весть, которую они принесли пастухам, и свою хвалебную песнь, которая с этой ночи распространяется по всей земле и повторяется каждое Рождество во всех церквах, во всех домах, где живет Слово Божие, и во всех детских сердцах, которые любят своего Спасителя?

И вот голубые Ангелы детей собрались вместе, чтобы посоветоваться друг с другом, как им это Рождество беречь, утешать и веселить детей, чтобы во всех домах была настоящая Рождественская радость в любви к Богу и чтобы Христос мог быть гостем на великом празднике. Где Он не присутствует, там не веселое Рождество, там Ангелы не поют, там нет сердечной радости у переполненного стола, там тухнут свечи на елке и мрак заглядывает через занесенные снегом окна в темные души людей.

Сперва Ангелы совещаются о том, как им оберегать святость ночи, когда ни одно живое существо не должно причинить другому зла: потом они думаю о том, какими дарами порадовать в это Рождество своих милых детей.

— Мы пойдем к бедным, больным, бездомным, покинутым, несчастным и огорченным.

— Мы пойдем в тюрьмы, на снежные поляны, на корабли на темном бурном море, в пустыни со жгучим песком и в подземные копи.

А некоторые говорят:

— Мы пойдем в веселые и счастливые дома, где живет Слово Божие: почему нам их забывать? Разве добрая радость не есть также дар небесный среди горя земного?

Так они говорили друг с другом и поверяли друг другу свои планы на Рождество; но два князя Ангелов, которые сияли между ними, как два солнечных луча, сказали Ангелам детей:

— Нам повелено оберегать справедливость и милосердие на земле. Поучали ли вы детей об этом повелении Божием?

Голубые Ангелы отвечали:

— Часто шептали мы совести детской, увещевая их быть добрыми и справедливыми ко всему живущему на земле, к людям, к людям, животным и растениям. И большая часть из них искренно желает слушаться наших убеждений, но они так легкомысленны, воля их так слаба, что в следующее мгновение они уже забывают о своих добрых намерениях.

— Хорошо, — сказали князья Ангелов, — подарите им на это Рождество такой дар, который постоянно будет напоминать им в глубине их совести о вашем голосе! Как все дети имеют своего Ангела Хранителя, так пусть каждый из них будет иметь кого-нибудь под своей защитой. Дайте каждому из них какое-нибудь живое существо, которое бы они любили, и за которым они ухаживали бы, и которое было бы слабее, чем они сами! Скажите им: гадко и жестоко причинять зло беззащитному, но великодушно и благородно защищать его!

Голубые Ангелы в замешательстве смотрят друг на друга.

— Великие посланники Божии, мы учили детей понимать правду и желать добра: чего вы еще хотите?

— Идите, — сказали князья Ангелов, — идите во имя любви Божией и учите детей также и делать добро!

В это же мгновение сияющие лучи солнца исчезли и князья Ангелов стали невидимыми. Голубые Ангелы некоторое время оставались в недоумении. Где им найти существо, которое было бы еще слабее дитяти, беднее нищего, больнее больного и несчастнее несчастного?

Но между ними был Ангел светлее других, и это был Ангел того дитяти, которого Спаситель когда-то посадил к себе на колени и благословил. Этот Ангел понял все и сказал другим:

— Разве вы не понимаете, как велика любовь Бога? Может ли дитя человеческое быть таким слабым, таким беззащитным, таким беспомощным, чтобы не найти живого существа еще слабее, беспомощнее и беззащитнее его самого? Сделайте все, как я сделаю, когда наступит Рождество, и скажите во всех домах, всем детям те же слова, которые я скажу в том доме, где я буду рождественским гостем. Смотрите, не забудьте, что Бог послал детям рождественский подарок через своих справедливых и милосердных посланников и счастлив тот, чье детское сердце воспримет эти слова для будущей жатвы! Вот как я хочу сделать, — продолжал Ангел. – Когда елка будет зажжена в Рождественский сочельник и дети соберутся, то я пойду в один из домов, где Иисус будет гостем, и по окончании молитвы скажу несколько слов отцу и матери. И родители повторят мои слова детям, а дети уже будут действовать свободно; но если дети нерешительны, то взрослые должны помочь им. Вот что я кажу:

1. Бог дарует под защиту каждого дитяти живое существо, которое он должен любить и оберегать, для того чтобы любовь его к одному разрослась впоследствии в любовь ко всем.

2. Каждое дитя старше двухлетнего возраста должно выбрать себе и взять под свою защиту какое-нибудь живое существо: человека, животное или растение, которое слабее его самого.

3. За этим существом дитя должно ухаживать, как только может, защищать, сколько может, но не баловать; стараться не действовать при помощи других, а самому следить за тем, чтобы с покровительствуемым им существом не случилось чего-нибудь дурного или несправедливого.

4. Все это должно делать во имя любви к Богу и к его творениям.

Самый голубой из голубых замолк. Громадный сонм лучезарных Ангелов детей стоит в немом сочувствии. Им кажется, что благословение, данное Спасителем первому дитяте, распространяется на всех детей на земле, и они молча готовятся отнести новый рождественский подарок тем, кто захочет принять его.

Но что скажут те, кому предназначается этот дар? Многие не поймут всего значения этого дара, и старшие должны разъяснить им это. Другие окажутся слишком ленивыми или слишком равнодушными, чтобы взять кого-нибудь под свою защиту.

Некоторым же слова Ангела покажутся сказкой, которую сегодня прослушаешь, а завтра забудешь. Многие, наконец, с радостью возьмут под свою защиту первое попавшее существо, но скоро роль покровителя надоест им, и они предпочтут заботиться только о самих себе. Произойдет то же, что и в притче о сеятеле. Иное семя упало на камень, иное при дороге, иное между тернием. А иное семя упало на добрую землю и принесло плод сторичный.

Многое в этом рождественском даре должно быть разъяснено детям. Предположим, что Карл возьмет под свою защиту молодого жеребенка, а Анна предпочтет выбрать маленького теленка; Вильгельм выберет собаку, Карин возьмет живого котенка, Виктор выберет ручную белку, а Эльза маленькую канарейку; Бертин выходит бабочку из куколки, а Юлия будет ухаживать за молодой яблонькой; Рихард возьмет под свое покровительство своего маленького брата, и Лина с любовью будет ухаживать за левкоем, который она сама вырастила, начиная с первого листочка, но кого же возьмет под свое покровительство маленькая Лили, лежащая еще в своей колыбельке? Кого возьмет бедный Иосиф, который лежит больной в кори и не может сам с собой справиться, куда же ему еще ухаживать за другими? Кого возьмет под свое покровительство бедный нищий мальчик, который, голодный и беспомощный, ходит из одного дома в другой и просит кусок хлеба?

А вот я скажу тебе это. Пусть Лили избавит свою маму от беспокойства и бессонницы, пусть она не капризничает и не плачет, а будет терпелива и весела. Таком образом, она окажет помощь самому дорогому ей существу. Пусть также и больной Иосиф избавит от беспокойства и усталости, насколько возможно, свою сиделку, и этим он окажет ей большую услугу. Как бы ни был беден нищий мальчик, но маленький птенчик с переломанными членами, которого он поднимает около подъезда, или маленький заблудившийся ребенок, которого он проводит домой – еще беднее его. Каждая услуга, которую ты добровольно оказываешь другому, делает тебя в эту минуту сильнее его, и каждый раз, как ты ради другого отказываешь себе в чем-нибудь, ты становишься сильнее другого. Помнишь ли ты, что сказал наш Спаситель:

— Что вы сделали одному из сих братьев Моих меньших, то сделали вы Мне.

Да, вот как странно устроен свет: слабы и бедны те, кто нуждается и просит у других помощи, а богаты и сильны те, кто может приносить жертвы другим, чтобы доставить им радость.

Понимаешь ли ты теперь, что значит покровительствовать и защищать?

Понимаешь ли ты величие любви Божией в новом рождественском даре, состоящем в том, что он каждому ребенку дает существо, которое он должен любить, защищать и за которым он должен ухаживать, насколько он это может? Нет никого, никого во всем широком свете, кто бы был настолько слаб, что не мог взять под свою защиту еще более слабое существо, нет такого бедного, кто не мог бы своей услугой обогатить другого. И каждый раз, когда он это делает, он хоть немного воздает Богу за Его любовь, за любовь Того, Кто сжалился над нами всеми; и каждый раз он будет узнавать в себе то дитя, которое Спаситель взял на руки и благословил.

Источник статьи: http://christmas.msk.ru/%D1%81%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B5-%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D1%8B/%D0%B7%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B9-%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D1%83%D1%81/

Литература: Рассказ Н.Лескова «Христос в гостях у мужика»

Предмет: Литература.

Тема урока: Рассказ Н.Лескова «Христос в гостях у мужика» .

Возраст детей 11-12 лет.

Преподаватель Никитина И.С.

В дни Святок мы читали рассказ Н.Лескова « Христос в гостях у мужика». Рассказ длинный, поэтому читали и обсуждали его два урока.

В начале мы выяснили, что такое святочный рассказ в частности и календарная литература, в целом.

Календарная литература – произведения (сказки, рассказы, былины, поэмы и пр.), сюжет которых развивается во время какого-либо праздника (или накануне его) – Рождества, Пасхи, Масленицы и т.п. Традиция календарной литературы берет свое начало в средневековых мистериях. Календарные произведения по своей природе тесно связаны с тем праздником, о котором повествуют.

Традиционный рождественский рассказ имеет светлый и радостный финал, в котором добро неизменно торжествует. Герои произведения оказываются в состоянии духовного или материального кризиса, для разрешения которого требуется чудо. Чудо реализуется здесь не только как вмешательство высших сил, но и счастливая случайность, удачное совпадение, которые в контексте календарной литературы видятся как знак свыше. Часто в структуру календарного рассказа входит элемент фантастики, но в более поздней традиции важное место занимает социальная тематика.

Далее мы попытались вспомнить, кто писал святочные рассказы.

Несколько рассказов из этого списка ( конечно же неполного) дети уже читали.

• Г.Х. Андерсен «Девочка со спичками», «Ель»
• Г.Х. Андерсен «Снежная королева»
• Леонид Андреев «Ангелочек»
• Н.П. Вагнер «Телепень»
• Ф.М. Достоевский «Мальчик у Христа на елке»
• П. Засодимский «В метель и вьюгу»
• А.И Куприн «Тапёр», «Чудесный доктор»
• А.И Куприн «Бедный принц»
• Сельма Лагерлеф «Рождественский гость»
• Сельма Лагерлеф «Святая ночь»
• Н.С. Лесков «Жемчужное ожерелье»
• Н.С. Лесков «Неразменный рубль»
• Н.С. Лесков «Под Рождество обидели»
• Н.С. Лесков «Христос в гостях у мужика»
• Н.С. Лесков «Зверь» (святочный рассказ)
• Клавдия Лукашевич «Рождественский праздник»
• Г. Петров «Дары Артабана»
• В. А. Никифоров-Волгин «Серебряная метель»
• Захарий Топелиус «Рождественский подарок ангелов»
• Н.Д. Телешов «Елка Митрича»
• К.М. Станюкович «Рождественская ночь»

Потом коллективными усилиями мы выяснили, кто же является основателем этого жанра.

Оказалось, что хоть автора мы еще не знаем и книгу не читали, но фильм про Скруджа и страшных духов многие смотрели. Попытались запомнить фамилию – Диккенс, а также узнали о других его произведениях, которые могут быть интересны детям, например « Приключения Оливера Твиста».

Текст рассказа (красным выделены вопросы и пояснения)

ХРИСТОС В ГОСТЯХ У МУЖИКА

Посвящается христианским детям

Этот святочный рассказ был написан к Рождеству 1880 года и опубликован в первом январском номере детского журнала «Игрушечка» за 1881 год с посвящением «христианским детям».

Настоящий рассказ о том, как сам Христос приходил на Рождество к мужику в гости и чему его выучил, — я слышал от одного старого сибиряка, которому это событие было близко известно. Что он мне рассказывал, то я и передам его же словами.

Почему рассказ ведется от имени сибиряка?

Наше место поселенное, но хорошее, торговое место. Отец мой в нашу сторону прибыл за крепостное время и России, а я тут и родился. Имели достатки по своему поло­жению довольные и теперь не бедствуем. Веру держим про­стую, русскую*. Отец был начитан и меня к чтению приохотил. Который человек науку любил, тот был мне первый друг, и я готов был за него в огонь и в воду. И вот послал мне один раз Господь в утешение приятеля Тимофея Осиповича, про которого я и хочу вам рассказать, как с ним чудо было.

(* То есть герой принадлежит к староверам.)

Тимофей Осипов прибыл к нам в молодых годах. Мне было тогда восемнадцать лет, а ему, может быть, с чем-нибудь за двадцать. Поведения Тимоша был самого непостыдного.

Какое поведение можно назвать непостыдным?

За что он прибыл по суду на поселение — об этом по нашему положению, щадя человека, не расспрашивают, но слышно было, что его дядя обидел. Опекуном был в его сиротство да и растратил, или взял, почти все его наследство. А Тимофей; Осипов за то время был по молодым годам нетерпеливый, вышла у них с дядей ссора, и ударил он дядю оружием. По милосердию создателя, грех сего безумия не до конца совер­шился — Тимофей только ранил дядю в руку насквозь. По молодости Тимофея большего наказания ему не было, как из первогильдейных купцов сослан он к нам на поселение.

Почему сказано, что «по милосердию Создателя грех не до конца совершился»?

Именье Тимошино хотя девять частей было разграбле­но, но, однако, и с десятою частью еще жить было можно. Он у нас построил дом и стал жить, но в душе у него обида кипела, и долго он от всех сторонился. Сидел всегда дома, и батрак да батрачка только его и видели, а дома он все книги читал, и самые божественные. Наконец мы с ним познако­мились, именно из-за книг, и я начал к нему ходить, а он меня принимал с охотою. Пришли мы друг другу по сердцу.

Родители мои попервоначалу не очень меня к нему пус­кали. Он им мудрен казался. Говорили: «Неизвестно, какой он такой и зачем ото всех прячется. Как бы чему худому не научил». Но я, быв родительской воле покорен, правду им говорил, отцу и матери, что ничего худого от Тимофея не слышу, а занимаемся тем, что вместе книжки читаем и о вере говорим, как по святой воле Божией жить надо, что­бы образ Создателя в себе не уронить и не обесславить.

Меня стали пускать к Тимофею сидеть сколько угодно, и отец мой сам к нему сходил, а потом и Тимофей Осипов к нам пришел. Увидали мои старики, что он человек хоро­ший, и полюбили его, и очень стали жалеть, что он часто сумрачный. Воспомнит свою обиду, или особенно если ему хоть одно слово про дядю его сказать, — весь побледнеет и после ходит смутный и руки опустит. Тогда и читать не хочет, да и в глазах вместо всегдашней ласки — гнев горит. Честности он был примерной и умница, а к делам за тоскою своею не брался. Но скуке его Господь скоро помог: пришла ему по сердцу моя сестра, он на ней женился и перестал скучать, а начал жить да поживать и добра наживать, и в десять лет стал у всех в виду как самый капитальный чело­век. Дом вывел, как хоромы хорошие; всем полно, всего вдоволь и от всех в уважении, и жена добрая, а дети здоровые. Чего еще надо? Кажется, все прошлое горе позабыть можно, но он, однако, все-таки помнил свою обиду, и один раз, когда мы с ним вдвоем в тележке ехали и говорили во всяком благодушии, я его спросил:

— Как, брат Тимоша, всем ли ты теперь доволен?

— В каком, — спрашивает, — это смысле?

— Имеешь ли все то, чего в своем месте лишился?

А он сейчас весь побледнел и ни слова не ответил, толь­ко молча лошадью правил. Тогда я извинился.

— Ты, — говорю, — брат, меня прости, что я так спросил. Я думал, что лихое давно. минуло и позабылось.

— Нужды нет, — отвечает, — что оно давно. минуло — оно минуло, да все-таки помнится.

Мне его жаль стало, только не с той стороны, что он когда-нибудь больше имел, а что он в таком омрачении: Святое Писание знает и хорошо говорить о вере умеет, а к обиде такую прочную память хранит. Значит, его святое слово не пользует.

Как вы понимаете выражение «его святое слово не пользует»? Значит ли это, что Тимофей принимал Евангелие только на словах, а в жизни не мог исполнить того, что в Нем написано?

Я и задумался, так как во всем его умнее себя почитал и от него думал добрым рассуждением пользоваться, а он зло помнит. Он это заметил и говорит:

— Что ты теперь думаешь?

— А так, — говорю, — думаю что попало.

— Нет: ты это обо мне думаешь.

— Что же ты обо мне, как понимаешь?

— Ты, мол, не сердись, я вот что про тебя подумал. Писание ты знаешь, а сердце твое гневно и Богу не покоряется. Есть ли тебе через это какая польза в Писании?

Тимофей не осерчал, но только грустно омрачился и лице и отвечает:

—Ты святое слово проводить не сведущ.

— Это, — говорю, — твоя правда, я не сведущ.

— Не сведущ, — говорит, — ты и в том, какие на свете обиды есть.

Я и в этом на его сдание* согласился, а он стал говорить, что есть таковые оскорбления, коих стерпеть нельзя, — и рассказал мне, что он не за деньги на дядю своего столь гневен, а за другое, чего забыть нельзя.

(* Сдание — ответ, возражение.)

— Век бы про это молчать хотел, но ныне тебе, — гово­рит, — как другу моему откроюсь.

— Если это тебе может стать на пользу — откройся.

И он открыл мне, что дядя смертно огорчил его отца, свел горем в могилу его мать, оклеветал его самого и при старости своих лет улестил и угрозами понудил одних людей выдать за него, за старика, молодую девушку, которую Тимоша с детства любил и всегда себе в жену взять располагал.

Этот абзац было предложено пересказать своими словами, чтобы понять, чем именно его обидел дядя.

— Разве, — говорит, — все это можно простить? Я его в жизнь не прощу.

— Ну да, — отвечаю, — обида твоя велика, это правда, а что Святое Писание тебя не пользует, и то не ложь.

А он мне опять напоминает, что я слабже его в Писании, и начинает доводить, как в Ветхом Завете святые мужи сами беззаконников не щадили* и даже своими руками зак­лали. Хотел он, бедняк, этим совесть свою передо мной оп­равдать.

(* См.: Евангелие. Деяния Святых апостолов, 2:23.)

А я по простоте своей ответил ему просто.

— Тимоша, — говорю, — ты умник, ты начитан и все знаешь, и я против тебя по Писанию отвечать не могу. Я что и читал, откроюсь тебе, не все разумею, поелику я человек грешный и ум имею тесный. Однако скажу тебе: в Ветхом Завете все ветхое и как-то рябит в уме двойственно, а в Но­вом — яснее стоит. Там надо всем блистает. «Возлюби, да прости»*, и это всего дороже, как злат ключ, который вся­кий замок открывает. А в чем же прощать, неужели в некоей малой провинности, а не в самой большой вине?

Вспомнили наставления, касающиеся обидчиков из Ветхого завета и Нового.

(* См.: Евангелие от Матфея, 5:44.)

Тогда я положил в уме: «Господи! Не угодно ли воле Тво­ей через меня сказать слово душе брата моего?» И говорю, как Христа били, обижали, заплевали и так учредили, что одному Ему нигде места не было, а Он всех простил.

— Последуй, — говорю, — лучше сему, а не отомстительному обычаю.

А он пошел приводить большие толкования, как кто писал, что иное простить яко бы все равно что зло приумно­жить.

Я на это упровергать не мог, но сказал только:

— Я-то опасаюсь, что «многие книги безумным тя тво­рят»*. Ты, — говорю, — ополчись на себя. Пока ты зло помнишь — зло живо, — а пусть оно умрет, тогда и душа твоя в покос жить станет.

(* Цитата из Библии в древнерусском переводе (Екклезиаст, 12:12).)

Тимофей выслушал меня и сильно сжал мне руку, но обширно говорить не стал, а сказал кратко:

— Не могу, оставь — мне тяжело.

Я оставил. Знал, что у него болит, и молчал, а время шло, и убыло еще шесть лет, и во все это время я за ним наблюдал и видел, что все он страдает и что если пустить его на всю свободу да если он достигнет где-нибудь своего дядю, — забудет он все Писание и поработает сатане мстительному. Но в сердце своем я был покоен, потому что ви­делся мне тут перст божий. Стал уже он помалу показывать­ся, ну так, верно, и всю руку увидим. Спасет Господь моего друга от греха гнева. Но произошло это весьма удивительно.

Почему рассказчик сказал, что стал показываться перст Божий? Почему у Тимофея так болела душа?

Теперь Тимофей был у нас в ссылке шестнадцатый год, и прошло уже пятнадцать лет, как он женат. Было ему, стало быть, лет тридцать семь или восемь, и имел он трех детей и жил прекрасно. Любил он особенно цветы розаны и имел их у себя много и на окнах, и в палисаднике. Все место пе­ред домом было розанами покрыто, и через их запах был весь дом в благовонии.

И была у Тимофея такая привычка, что, как близится солнце к закату, он непременно выходил в свой садик и сам охорашивал свои розаны и читал на скамеечке книгу. Боль­ше, сколь мне известно, и то было, что он тут часто молился.

Таким точно порядком пришел он раз сюда и взял с собою Евангелие. Пооглядел розаны, а потом присел, раскрыл книгу и стал читать. Читает, как Христос пришел в гости к фарисею* и Ему не подали даже воды, чтобы омыть ноги.И стало Тимофею нестерпимо обидно за Господа и жаль Его. Так жаль, что он заплакал о том, как этот богатый хозяин обошелся со святым гостем.

Почему заплакал Тимофей? Как евангельская история помогает понять противоречие душевное состояние героя, борьбу добра и зла в душе?

Кто такой Никодим? Почему в рассказе упоминается этот фарисей?

Вот тут в эту самую минуту и случилося чуду начало, о котором Тимоша мне так говорил:

— Гляжу, — говорит, — вокруг себя и думаю: какое у меня всего изобилие и довольство, а Господь мой ходил в такой ценности и унижении. И наполнились все глаза мои слезами и никак их сморгнуть не могу; и все вокруг меня стало розовое, даже самые мои слезы. Так, вроде забытья или обморока, и воскликнул я: «Господи! Если б ты ко мне при­шел — я бы тебе и себя самого отдал».

(* См.: Евангелие от Луки, 7: 36,44.)

А ему вдруг в ответ откуда-то, как в ветерке в розовом, дохнуло:

Источник «неописанного розового света» – в Божественной природе Иисуса Христа. На всенощных богослужениях звучит песнопение Господу «Свете тихий», в котором «тихий» Божественный свет сливается с «розовым» светом вечерней зари: «Свете тихий святыя славы, Бессмертнаго Отца Небеснаго, Святаго, Блаженнаго Иисусе Христе: пришедши на запад солнца, видевши свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога».

Тимофей с трепетом прибежал ко мне и спрашивает:

— Как ты об этом понимаешь: неужели Господь ко мне может в гости прийти?

— Это, брат, сверх моего понимания. Как об этом, мож­но ли что усмотреть в Писании?

А Тимофей говорит:

В Писании есть: «Все тот же Христос ныне и вовеки»*, — я не смею не верить.

(* Евангелие. Послание к евреям Святого апостола Павла.)

— Что же, — говорю, — и верь.

— Я велю что день на столе ему прибор ставить. Я плечами пожал и отвечаю:

— Ты меня не спрашивай, смотри сам лучшее, что к его воле быть может угодное, а впрочем, я и в приборе ему оби­ды не считаю, но только не гордо ли это?

— Сказано, — говорит, — «сей грешники приемлет и с мытарями ест»*.

(* См.: Евангелие от Матфея, 9 : 11, от Марка, 2 : 16, от Луки, 5:30.)

— А и то, — отвечаю, — сказано: «Господи! Я не достоин, чтобы ты взошел в дом мой»*. Мне и это нравится.

(* Евангелие от Матфея, 8: 8.)

Тимофей говорит: — Ты не знаешь.

— Хорошо, будь по-твоему.

Тимофей велел жене с другого же дня ставить за столом лишнее место. Как садятся они за стол пять человек — он, да жена, да трое ребятишек, — всегда у них шестое место и конце стола почетное, и перед ним большое кресло.

Жена любопытствовала: что это, к чему и для кого? Но Тимофей ей не все открывал. Жене и другим он говорил только, что так надо по его душевному обещанию «для первого гостя», а настоящего, кроме его да меня, никто не знал.

Ждал Тимофей Спасителя на другой день после слова и розовом садике, ждал в третий день, потом в первое вос­кресенье — но ожидания эти были без исполнения. Долгодневны и еще были его ожидания: на всякий праздник Ти­мофей все ждал Христа в гости и истомился тревогою, но не ослабевал в уповании, что Господь свое обещание сдер­жит — придет. Открыл мне Тимофей так, что «всякий день, говорит, я молю: «Ей, гряди, Господи!» — и ожидаю, но не слышу желанного ответа: «Ей, гряду скоро!»»*

(* Евангелие. Откровение Святого Иоанна Богослова, 22:20.)

Разум мой недоумевал, что отвечать Тимофею, и часто я думал, что друг мой загордел и теперь за то путается в на­прасном обольщении. Однако Божие смотрение о том было иначе.

Наступило Христово Рождество. Стояла лютая зима. Тимофей приходит ко мне на сочельник и говорит:

— Брат любезный, завтра я дождусь Господа.

Я к этим речам давно был безответен, и тут только спросил:

— Какое же ты имеешь в этом уверение?

— Ныне, — отвечает, — только я помолил: «Ей, гряди, Господи!» — как вся душа во мне всколыхнулася и в ней словно трубой вострубило: «Ей, гряду скоро!» Завтра его святое Рождество — и не в сей ли день он пожалует? Приди ко мне со всеми родными, а то душа моя страхом трепещет.

— Тимоша! Знаешь ты, что я ни о чем этом судить не умею и Господа видеть не ожидаю, потому что я муж грешник, но ты нам свой человек — мы к тебе придем. А ты если уповательно ждешь столь великого гостя, зови не своихдрузей, а сделай ему угодное товарищество.

— Понимаю, — отвечает, — и сейчас пошлю услужаю­щих у меня и сына моего обойти села и звать всех ссыль­ных — кто в нужде и в бедствии. Явит Господь дивную ми­лость — пожалует, так встретит все по заповеди.

Мне и это слово его тоже не нравилось.

— Тимофей, — говорю, — кто может учредить все по за­поведи? Одно не разумеешь, другое забудешь, а третье ис­полнить не можешь. Однако если все это столь сильно «тру­бит» в душе твоей, то да будет так, как тебе открывается. Если Господь придет, он все, чего недостанет, пополнит, и если ты кого ему надо забудешь, он недостающего и сам приведет.

Пришли мы в Рождество к Тимофею всей семьей, по­позже, как ходят на званый стол. Так он звал, чтобы всех дождаться. Застали большие хоромы его полны людей вся­кого нашенского, сибирского, засыльного роду. Мужчины и женщины и детское поколение, всякого звания и из разных мест — и российские, и поляки, и чухонской веры. Ти­мофей собрал всех бедных поселенцев, которые еще с при­бытия не оправились на своем хозяйстве. Столы большие, крыты скатертями и всем, чем надобно. Батрачки бегают, квасы и чаши с пирогами расставляют. А на дворе уже смеркалося, да и ждать больше было некого: все послы домой возвратилися и гостям неоткуда больше быть, потому что на дворе поднялась мятель и вьюга, как светопреставление.

Одного только гостя нет и нет — который всех дороже.

Надо было уже и огни зажигать да и за стол садиться, потому что совсем темно понадвинуло, и все мы ждем в сумраке при одном малом свете от лампад перед иконами.

Тимофей ходил и сидел, и был, видно, в тяжкой тревоге. Все упование его поколебалось: теперь уже видное дело, что не бывать «великому гостю».

Прошла еще минута, и Тимофей вздохнул, взглянул на меня с унылостью и говорит:

— Ну, брат милый, вижу я, что либо угодно Господу ос­тавить меня в посмеянии, либо прав ты: не умел я собрать всех, кого надо, чтоб его встретить. Будь о всем воля Божия: помолимся и сядем за стол.

Он стал перед иконою и вслух зачитал: «Отче наш, иже еси на небеси», а потом: «Христос рождается, славите, Христос с небес, срящите*, Христос на земли. «

И только он это слово вымолвил, как внезапно что-то так страшно ударило со двора в стену, что даже все зашаталось, а потом сразу же прошумел шум по широким сеням, и вдруг двери в горницу сами вскрылися настежь.

Все люди, сколько тут было, в неописанном страхе ша­рахнулись в один угол, а многие упали, и только кои всех смелее на двери смотрели. А в двери на пороге стоял ста­рый-престарый старик, весь в худом рубище, дрожит и, что­бы не упасть, обеими руками за притолки держится; а из-за него из сеней, где темно было, — неописанный розовый свет светит, и через плечо старика вперед в хоромину выхо­дит белая, как из снега, рука, и в ней длинная глинянаяплошка с огнем — такая, как на беседе Никодима пишет­ся. Ветер с вьюгой с надворья рвет, а огня не колышет. И светит этот огонь старику в лицо и на руку, а на руке в глаза бросается заросший старый шрам, весь побелел от стужи.

Кто это был? Как вы догадались?

Тимофей как увидал это, вскричал:

— Господи! Вижду и приму его во имя твое, а ты сам не входи ко мне: я человек злой и грешный. — Да с этим и поклонился лицом до земли. А с ним и я упал на землю от радости, что его настоящей христианской покорностью тронуло; и воскликнул всем вслух:

— Вонмем*: Христос среди нас!

(* Вонмем — слушайте (буквально: восслушаем).)

— Аминь, — то есть истинно.

Тут внесли огонь; я и Тимофей восклонились от полу, а белой руки уже не видать — только один старик остался.

Тимофей встал, взял его за обе руки и посадил на первое место. А кто он был, этот старик, может быть, вы и сами догадаетесь: это был враг Тимофея — дядя, который всего его разорил. В кратких словах он сказал, что все у него про­шло прахом: и семьи, и богатства он лишился, и ходил дав­но, чтобы отыскать племянника и просить у него проще­ния. И жаждал он этого, и боялся Тимофеева гнева, а в эту мятель сбился с пути и, замерзая, чаял смерти единой.

— Но вдруг, — говорит, — кто-то неведомый осиял меня и сказал: «Иди, согрейся на моем месте и поешь из моей чаши», взял меня за обе руки, и я стал здесь, сам не знаю отколе.

А Тимофей при всех отвечал:

— Я, дядя, твоего провожатого ведаю: это Господь, кото­рый сказал: «Аще алчет враг твой — ухлеби его, аще жаждет — напой его»*. Сядь у меня на первом месте — ешь и пей во славу его, и будь в дому моем во всей воле до конца жизни.

(* Евангелие. Послание к римлянам Святого апостола Павла, 12:20.)

Русский человек не подавлен величием и непостижимостью Божественного чуда, а принимает его со спокойной и твёрдой верой, как должное: «Я, дядя, твоего Провожатого ведаю: это Господь, Который сказал: “аще алчет враг твой – ухлеби его, аще жаждет – напой его”» (11).

Здесь – дорогая Лескову национальная русская черта быть «с Христом запросто, семейно»: «Я более всех представлений о Божестве люблю этого нашего русского Бога, который творит себе обитель “за пазушкой”» (1, 348), – говорил писатель .

С той поры старик так и остался у Тимофея и, умирая, благословил его, а Тимофей стал навсегда мирен в сердце своем.

Какое чудо совершилось в рассказе? Только ли в дом пришел Христос?

Так научен был мужик устроить в сердце своем ясли для рожденного на земле Христа. И всякое сердце может быть такими яслями, если оно исполнило заповедь: «Любите врагов ваших, благотворите обидевшим вас»*. Христос при­дет в это сердце, как в убранную горницу, и сотворит себе там обитель.

(* Из заповедей Христа, обращенных к апостолам и народу Иудеи (Евангелие от Матфея, 5:44, и от Луки, 6:27).)

Ей, гряди, Господи; ей, гряди скоро!

В заключении можно поговорить о том, как важно уметь прощать от всего сердца и стараться не злиться на человека за какой-то проступок, о том что надо «ненавидеть» грех, а не человека, который его совершает, о том, как важно мириться еще до захода солнца, о прошении об оставлении грехов молитвы Отче наш.

Если в течение урока дети устают думать, можно немного отвлечься и поиграть в речевые игры, например:

Начало – голос птицы,

Конец — на дне пруда.

А целое в музее

Найдете без труда.

С буквой к живу в лесу.

С буквой ч овец пасу.

2. Один ребенок называет слово, второй его повторяет и прибавляет свое и так по кругу – игра на тренировку памяти.

3. Как это по-русски?

Голкипер, Гуманность , Дайвер, Детальный, Диалог , Игнорировать

4. Синонимы к слову ПРИКОЛЬНО

Интересно, здорово, занимательно, забавно, оригинально, смешно, весело, хорошо, великолепно, необычно, вкусно, уютно, красочно, фантастически, мастерски, трогательно, душевно, гениально, стильно, талантливо.

Придумай пример предложения со словами: картина, дело, и подбери подходящее прилагательное.

5. Найди л ишнее слово, например:

Каждый герой имеет свои индивидуальные черты

Источник статьи: http://saint-elisabeth.ru/sunday-school/open-lesson/3474-literature-the-story-n.-leskovs-christ-in-a-man.html